Лесбиянка? И что с того? Это не проблема, это правда, реальность, состояние вещей, которое просто есть. Как то, что на улице солнечно или дует ветер. Просто одеваешься под погоду и идешь своим путем. Так можно описать отношение А. к сексуальной ориентации своей дочери, Д. (19 лет), которую она воспитывала одна. Этот аспект жизни дочери перестал быть важным для А., когда она узнала, что у ее единственного ребенка пограничное расстройство личности. Теперь ничто другое не имеет значения в этом мире, кроме жизни дочери.
«И что, что он гей? Важно, что он жив». А. произносит эту короткую фразу на встрече группы поддержки родителей детей LGBTQI+, организуемой ежемесячно в Центре информации «GENDERDOC-M». Там мы с ней встречаемся в первый раз. Она говорит эту фразу как удар молнии, очевидно, что для нее это очень много значит. Только через неделю, когда мы созваниваемся как-то вечером, все кусочки пазла встают на свои места.
«МАМА, Я ЛЕСБИЯНКА»
«Дочь мне сделала свой каминг-аут в 15 лет, через SMS», — говорит А. Между ними было соглашение: Д. должна была прийти и рассказать ей о своей проблеме, чтобы вместе найти решение. Так было и с каминг-аутом.
«Она мялась, ходила, чуть ли не отправила меня выпить валериану, покурить на балконе. И вот я так и сделала. Сидела на балконе и курила, когда пришло SMS-сообщение: «Мама, я лесбиянка». Думаю, я еще примерно полчаса сидела на балконе. Потом вышла, она тоже, как выдра высунула нос, смотрит на меня. Говорю ей: «Ну и что мне теперь делать? Я тебя должна, что ли, ругать? Винить тебя в чем-то?», — вспоминает А.
С самого начала она была уверена, что ее дочь еще не прожила достаточно жизни и не знает, чего хочет, что это всего лишь фаза, которая пройдет. «Я даже посоветовала ей попробовать и с девушками, и с парнями, посмотреть, как ей это понравится», — говорит мне А. «Но, честно говоря, я просто современный человек, потому что каминг-аут меня не поверг в какую-то шоковую пропасть, я не впала в отрицание, вероятно, у меня был только скептицизм. Я думала, что пускай поиграется, может быть она что-то прочитала в интернете и захотела примерить на себя», — утверждает А.
Прошло несколько лет, но «фаза» не прошла. А. полностью приняла эту часть идентичности своей дочери, и Д. познакомила маму со своей девушкой. «Что-то пошло не так, они уже не вместе, но она была хорошей девочкой», — говорит А. «Ну мальчики ей точно не понравились», — добавляет она.
Два-три года назад Д. сообщила своей матери, что она идентифицирует себя в качестве пангендерной личности (т.е. человек, который чувствует себя частью всех полов одновременно) или омнесексуальной (т.е. способной испытывать романтическое и сексуальное влечение к людям всех биологических полов, гендеров и гендерной самоидентификации). А. признает, что изначально эта терминология ее смущала. «Но сейчас я с этим нормально справляюсь. Я в начале постеснялась у нее спросить, подумает еще, что мама осталась в средневековье… Одно слово, сказанное ей, я запомнила, но другое забыла, переспросила. Она посмеялась и просто предложила мне прочитать несколько статей. Я прочитала, и все стало понятно. Вот, у меня действительно адекватное отношение к этому, потому что в нашей жизни были такие сложные периоды, когда я вообще боялась ее потерять», — признается А.
«ВАЖНО, ЧТОБЫ ОНА БЫЛА ЗДОРОВА И СЧАСТЛИВА»
Женщина, конечно, говорит о диагнозе, который ее дочь получила в подростковом возрасте, после некоторого времени после каминг-аута: пограничное расстройство личности. Дорога к диагнозу была долгой, но еще дольше — к адекватному лечению и новому типу отношений между матерью и дочерью. А. признает, что любовь к дочери заставляет ее реагировать по-другому на некоторые вещи и сдерживать свой импульсивный характер.
«Мне до сих пор иногда тяжело некоторые вещи понимать и принимать, реагировать иначе, чем я бы хотела. Но я поняла, что для меня важнее, чтобы она была здорова и счастлива. Я ей сказала, что буду поддерживать ее в любом решении», — признается А.
Мать и дочь пережили травматический опыт на пути к правильному лечению, и А. держит обиду на психиатра, который назначил неподходящее лечение ее дочери. «У нее начался тремор лица, рук, головы, начались судороги, глаза закатывались. Вместо того чтобы изменить лечение, этот врач назначил дочери уколы, которые отменяли действие таблеток. Мы потратили огромные деньги, а мой ребенок был разрушен, были дни, когда мне казалось, что придется отвести ее в психиатрическую больницу. Были дни, когда я была на работе, а дочь звонила мне, чтобы сказать, что наносит себе какой-то вред и не может контролировать свои действия», — вспоминает А. со слезами на глазах.
В конце концов, они обратились к другому специалисту, который смог помочь их дочери. Психиатр предложил и А. пройти тест на депрессию. Так А. узнала, что находится в преддепрессивном состоянии.
«ТАМ МНЕ НЕ НУЖНО НОСИТЬ МАСКИ»
А. воспитывает свою дочь одна, у нее нет никакой поддержки, а переживания за Д., начинают оставлять отпечаток на ее собственном здоровье. Визиты в Центр GDM пришлись как раз в нужное время для А. Это практически единственные моменты заботы о себе, которые она может позволить между работой, домом, расходами на лекарства и кучей забот.
«Я узнала о GDM от друга. Мы сидели с ним на балконе, пили кофе. Я только что поссорилась с дочерью, у меня было плохое настроение. Мы заговорили, и я сказала ему, что, учитывая ее диагноз и то, что ей нравятся девушки, я не знаю, как она справится в жизни. Он посмотрел на меня и сказал: «Дурында ты моя, а ты в курсе, что есть такая группа, там родители, дети. Я оставлю твой номер, и тебе перезвонят». Я не могу передать тебе эмоции, которые я испытала, когда первый раз пришла на группу поддержки родителей! Когда я в первый раз приехала, я рыдала от и до. Я почувствовала огромное облегчение. Там я не надеваю маски, я могу чувствовать себя нормальным человеком, которого выслушают, который может поговорить, потому что у меня нет с кем обсудить ни предпочтения моей дочери, ни ее диагноз. Те, кто сделают вид, что поняли, почти наверняка будут говорить обо мне за спиной», — объясняет мне А.
Она признает, что за последние пять-шесть лет она потеряла связь со всеми друзьями, не встречается с кем-либо и не состоит в отношениях ни с кем. После нашего разговора, говорит, что «сбросила лет двадцать».
Перед «Felis Conference», международной конференцией родителей детей LGBTQI+, организованной Центром GDM, у А. есть совет для других родителей, таких же как она.
«Я считаю, что прежде, чем реагировать на правду о сексуальной ориентации ребенка, родитель должен вдохнуть, выйти на пять минут и осознать одну вещь: у него есть живой и здоровый ребенок рядом. То, что ребенок предпочитает девушек или парней, это вообще не важно. И то, что он рассказал об этом тебе, он переступил через такой стресс и страх… Это дорогого стоит! Он не пошел пить или колоться, а пришел и сказал тебе. Ты — единственный человек, от которого он ждет понимания, не осуждения, не морду кирпичом, не игнорирования, не нравоучений. Достаточно оттолкнуть ребенка один раз, и все, что ты сделал для него за всю свою жизнь, пойдет к чертовой матери. Этот момент доверия никогда не вернется, он не наступит второй раз. Только твое адекватное восприятие поможет тебе не потерять своего ребенка и остаться для него той близкой и дорогой мамой или папой, с которым он может говорить обо всем в этой жизни».
ВМЕСТО P.S.
12-13 апреля Центр GDM организует «Felis Conference», международную конференцию родителей детей LGBTQI+. На ней соберутся родители, эксперты в области образования и психологии, активисты и представители власти, чтобы обсудить вызовы, с которыми сталкиваются родители детей LGBTQI+ в современном обществе.
Цель конференции — содействовать обмену опытом и продвигать стратегии, способствующие созданию поддерживающей среды для LGBTQI+ людей и их семей.
«Felis Conference» — это абсолютная новинка не только для Республики Молдова, но и для всего региона. Конференция была названа в память о Фелис, трансгендерной девушке, которая покончила с собой из-за серьезного издевательства в школе в 2022 году.
Felicia NEDZELSCHI