Пока Республика Молдова готовится к важным парламентским выборам, в Грузии уже разворачивается сценарий, который Кремль может попытаться воспроизвести и в Кишинёве: законы по образцу российских, давление на НПО, захват государственных институтов и использование гомофобии как политического оружия. Обо всём этом мы поговорили с квир-активисткой из Грузии, которая живёт и работает под нарастающим давлением авторитарного режима.
На протяжении многих лет Грузию представляли как позитивный пример в регионе: постсоветская страна, успешно реализовавшая быстрые реформы, приблизившая своё законодательство к европейским стандартам и получившая безвизовый режим с ЕС. После «революции роз» 2003 года государство воспринималось как чемпион евроатлантической интеграции, с более сильными институтами, чем в других постсоветских республиках. Вступление в НАТО и ЕС казалось достижимой целью.
Однако за последние 13 лет, с приходом к власти партии «Грузинская мечта», курс постепенно изменился. Сначала правительство открыто следовало рекомендациям Европы и США: была принята антидискриминационная норма, ратифицирована Стамбульская конвенция. Но затем, укрепив внутренние институты с помощью Запада, власть начала отказываться от ключевых реформ, почувствовав полный контроль.
Переломным моментом стало принятие так называемого закона «об иностранных агентах» (или «Закона о прозрачности иностранного влияния»), сопровождаемого рядом спорных инициатив: ограничениями для НПО, запретом на внешнее финансирование (гранты), «законом о ЛГБТ-пропаганде» и другими мерами, подрывающими свободу прессы, академическую свободу и независимость гражданского общества. Всё это всё больше превращает Грузию в авторитарное государство и усиливает влияние Москвы.
При этом, согласно опросам, общественная поддержка европейской интеграции остаётся высокой. Так, по данным IRI за 2023 год, 89 % грузин поддерживают вступление в ЕС («полностью» или «в определённой степени»).
Если не следить внимательно за законодательным процессом, если нарушается баланс властей, подрывается свобода НПО и свобода выражения, Молдова рискует оказаться в похожей ситуации — когда путь в Европу блокируется спорными законами, риторикой о «суверенитете» и «традиционных ценностях».
О последствиях новых законов для квир-сообщества и общества в целом мы поговорили с активисткой из Тбилиси.
— Как жилось квир-людям в Грузии до принятия новых законов?
Это всегда было трудно. Квир-сообщество было и остаётся самой маргинализированной частью общества — как и во многих других постсоветских странах. В Грузии всегда наблюдался высокий уровень общественной гомофобии — это значило, что почти в любой ситуации можно было столкнуться с враждебным отношением.
Хотя законы были приведены в соответствие с европейскими стандартами, на практике мало что изменилось. Мы как организация всегда подчёркивали: законы нужны для жизни, их нужно применять, а не просто принимать. Дискриминация существовала всегда, но сейчас ситуация резко ухудшилась — не только из-за законов, но и из-за фальсифицированных выборов, чувства безнаказанности и захвата институтов олигархом. Сегодня в стране нет безопасных пространств ни для квир-людей, ни для остальных.
Во время протестов мы даже шутили, что протестующие в масках наконец почувствовали, как это — быть квир: скрывать свою личность, чтобы не быть атакованным.
— Почему в Грузии так много гомофобии? Из-за религии? Патриархальных традиций?
Да, Грузия, Армения и Молдова — патриархальные общества. Говорят, что они ещё и религиозные, но на самом деле Грузия уже не так религиозна, как, например, Польша. Пик религиозности был пройден около 2005 года.
Но гомофобия подпитывается политически. Я бы даже сказала, что это скорее «политическая гомофобия», чем религиозная. Церковь стала влиятельной благодаря поддержке государства, но она не диктует всё. Политики ловко манипулируют общественными предрассудками.
Наша организация изучала этот феномен: политическая гомофобия уходит корнями в СССР. Тогда это было средством дискредитации противников. Сегодняшние лидеры умело используют это наследие.
— Вы замечали изменения в общественном мнении?
Да. Мы провели два репрезентативных опроса — в 2016 и 2021 годах — и увидели некоторое смягчение настроений. Люди стали реже публично выражать ненависть, реже говорить враждебные вещи вслух.
На это повлияли антидискриминационный закон, возможность свободно путешествовать в Европу, контакт с Западом. Но теперь всё это под угрозой, потому что гомофобия стала центральным элементом предвыборной стратегии власти.
— На вас лично нападали?
Да, в прошлом году наш офис был атакован во время протестов против «российского закона». Такие нападения не всегда стихийные — иногда это спровоцированные акции, иногда корыстные.
Проблема — в поверхностности грузинской политики: многие политики были открыто гомофобны, потом внезапно стали про-ЛГБТ, чтобы понравиться Европе — но своих убеждений не поменяли. Как только интерес меняется, они снова возвращаются к гомофобии.
— Какие законы наиболее опасны?
Во-первых, «российский закон», принятый в прошлом году. Он обязывает НПО регистрироваться как «иностранные агенты» и раскрывать все данные, включая данные бенефициаров.
Во-вторых, «закон о семейных ценностях и защите несовершеннолетних», более известный как «закон о ЛГБТ-пропаганде». Он запрещает любую публичную видимость квир-сообщества. Очень расплывчатый закон — его можно использовать против публичных акций, СМИ, университетов. Он полностью парализовал и без того ограниченные права транс-людей.
Также приняты законы об иностранном финансировании: каждый грант должен быть одобрен правительством. Если не одобрен — организация штрафуется на сумму вдвое больше гранта. Кроме того, введена уголовная ответственность. Доступ к внешним ресурсам фактически заблокирован.
— Как вы выживаете в таких условиях?
Пока живём за счёт средств, накопленных до вступления законов в силу. Вероятно, хватит до конца этого года. С 2026 года будет крайне трудно.
Мы отказались только от локальной адвокации, потому что не признаём легитимность нынешнего парламента. Всё остальное продолжаем: услуги для сообщества, международную адвокацию, коммуникацию. Мы среди 142 организаций, обратившихся в Конституционный суд и ЕСПЧ с жалобами на «российский закон».
Но мы понимаем, что в любой момент нам могут заморозить банковские счета. Мы живём с этой неопределённостью каждый день.
— Как живёт «обычное» квир-сообщество, не связанное с активизмом?
Очень многие эмигрировали за последний год. Не только активисты, но и художники, простые люди, которые никогда не попадали в поле зрения властей. Они поняли, что здесь больше нет безопасности.
Кроме того, отношения с полицией полностью разрушены. Если раньше мы могли хотя бы минимально защищать бенефициаров, сейчас и этого нет. Полиция может сама участвовать в нападениях на НПО.
— Что происходит с прессой и обществом в целом?
Крупные телеканалы контролируются режимом. Есть один оппозиционный канал, но и он политически ангажирован. Остались лишь несколько независимых онлайн-редакций, существующих на средства внешних доноров, и они работают с большим трудом.
Общество глубоко поляризовано. Политики активно используют эту поляризацию как инструмент власти. Гомофобия — лишь самое простое оправдание. Однако на недавних протестах впервые прозвучали лозунги солидарности с квир-сообществом. Это было неожиданно, но понятно: мы объединились перед общей угрозой.
— Что значит грузинский пример для Молдовы?
Грузия превратилась в лабораторию российского гибридного влияния. В Украине Россия ведёт физическую войну. В Грузии она тестирует гибридную войну — и, к сожалению, довольно успешно.
Я уверена, что этот сценарий будет использован и в Молдове, и в Румынии, и в Сербии. Это дешевле, менее заметно и трудно обнаружить, если не следить внимательно.
— Как вы видите будущее Грузии и квир-сообщества?
Следующие шесть месяцев будут решающими. Если режим будет побеждён, через пять лет мы можем быть гораздо ближе к ЕС, даже если ещё не членами. Если нет — нас может поглотить Россия. Не формально, а через договор о «ограниченном суверенитете», что фактически будет означать утрату независимости.
Важно понимать: правящая партия никогда не говорила, что она за Россию. Её риторика — это «суверенитет». Для Грузии это очень чувствительная тема. Они утверждают, что Европа «заставляет нас отказаться от традиций», и приводят пример Швейцарии: «вот нейтральная и суверенная страна — и мы должны быть такими же».
Проблема в том, что оппозиция не всегда могла убедительно опровергнуть эти утверждения. Однако наши опросы показывают: 70 % граждан — проевропейцы и хотят тесного сотрудничества с ЕС, а не с Россией. Это огромное число. И ещё один факт: те, кто поддерживает сближение с Россией — самые гомофобные. Это прямая корреляция, демонстрирующая эффективность российской пропаганды.
Вот что такое гибридная война: не просто кампания, а многоплановая стратегия.
Источник: ZdG
- Материал подготовлен Центром информации «GENDERDOC-M» и опубликован ZdG по контракту на предоставление медиауслуг.